И если я не успеваю написать, то всё, считай - улетела птичка. Не поймать - не воротить.
Ведь чем отличается человек пишущий от человека нормального?
Непроизвольным цеплянием.
Бывает у кого-то мысль пролетит, а у тебя - всё, застряло, засело и пошло гулять по нейронам, отдаваясь струнам их чувствительных душ.
Так и сегодня.
Всё началось с рассказа Ксении в нашем марафоне "Лето писателя". Рассказ я приложу в конце поста, ведь доступ к марафону для не-участников закрыт, а я так хочу, чтобы вы его прочли.
Ксюша, я надеюсь ты не против, я ведь заранее совсем у тебя не спросила. Но мне не раскрасить красками иначе всю картину...
(забегу вперед и скажу, что я ревела. Я плакала счастьем и пронзительной жалостью на свой рабочий блокнот)
А тема мыслей вот такая. Для наполнения той самой пресловутой энергией, которую никто и никогда не видел, но за которой все упорно бегут (и я вместе со всеми), считается полезным поедать позитив, фонить им в разных позах. В частности, мне хочется уточнить, позитивные рассказы, комедии, обливающиеся радужными красками картины. И безусловно, это всё работает ведь да.
А мне нравится грусть. Я влюблена в нее так страстно..
Как-то подруга Валя, спросила что со мной не так. Ведь я так люблю туманные, одинокие, холодные и закованные северными ветрами сюжеты. Я тяну свое сердце в дождливый лес, а низкие свинцовые облака буквально наполняют меня счастьем. А в инстаграмных лентах вдохновения у меня сплошь безлюдные мрачные леса.
А ведь всё просто. В грусти очень много жизни. Она переполнена счастьем, чьими-то попытками, пустыми ошибками и напрасными ожиданиями. Грусть учит нас. Показывает, что бывает. Она делает уникальной и полной счастья твою собственную жизнь. Она придает силы двигаться дальше не смотря ни на что. Как надвигающаяся буря заставляет бежать быстрее к дому. И в грусти гораздо больше счастья, очень много счастья. Как ни в одной самой жизнерадостной картинке в мире.
Все чувства должны иметь место быть. Наверху. В сердце. В том кулаке жалости, что сильно сжимает солнечное сплетение, что перехватывает дух. Не нужно бежать. Нужно пропустить, через себя, сквозь себя. И выпустить наружу. Слезами или восхищением.
Кто спрашивал в чем секрет моего вечного позитива не смотря ни на что - в моих 50 оттенках серого. Я не летаю на розовых единогорах по радугам, я не умею восхищаться искусственно и с феей у меня тоже как то не вышло.
Для сладкой жизни мне не нужны картинки в цвете фикуса - мне нужна жизнь. Такая, как она есть. Реальность, без погрешностей и приукрашиваний. И в этом мое равновесие, мой баланс - не придумывать жизнь, а любить ее такой какая она есть.
А вот и обещанный рассказ. Повторюсь, автор Ксения Раудсеп (землячка, кстати). И сколько бы я раз его не читала, я всегда плачу.
-------------------------------------------------------
Она давно жила одна, но привычка заваривать чай для всех, также как и готовить ужин для четверых, была неистребима. Вот и сегодня она рефлекторно сварила целую кастрюлю макарон. Промывая их, её осенило, что всю неделю теперь придётся есть именно их. Кастрюля самовольно с грохотом упала на пол, она резко присела и зарыдала. Она не плакала уже лет 7, тогда она похоронила своего старшего сына, Элика. Бравый лётчик, одинокий волк, смелый, сильный, красивый, скромный и слегка скупой. Он должен был стать хорошим отцом, но стал всего лишь бывшим мужем для Светки.
"Светка мне не нравилась никогда"— подумала она и начала собирать макароны с пола, вытирая сопли и слезы.
"Вечно Светке денег было мало, всё работать хотела, самореализацию искала, дура! Лучше бы внуков нам нарожала!".
Вести разговоры самой с собой был единственный способ не сойти с ума от одиночества для неё и она это знала.
До Элика она похоронила дочь Митали и мужа. Легкая, красавица, милая хохотушка, любимица всей семьиМитали умерла от врачебных ошибок. Наверное такое бывает только в анекдотах, но Митали пошла лечить зубы, а вернулась с сердечным приступом. Через пару часов, не приходя в себя, умерла.
"Мой Миша любил макароны, мог есть их на завтрак, обед и ужин" — она обещала себе не думать о них, но каждый миг её жизни напоминал ей о них. Миша — это её муж. Он умер сразу после похорон дочери. Сердце не выдержало. Она не понимала, как и почему она не умерла вместе с ним. И ненавидела себя за это так, как-будто это она их убила. Но покончить жизнь самоубийством она не могла. Не потому что была не готова или настолько труслива, вовсе нет. Просто однажды она дала слово Элику, что никогда не сделает ничего с собой. Это было в июне, 1998, вся семья отдыхала на море, в Крыму. Это было их последнее лето в полном составе. Их младший сын —Эрик, умирал от рака. Семья была готова отпустить его. Но только не она. Она бегала от врача ко врачу, от ведьм к колдуньям, от церкви к мечите. Она боролась со всей несправедливостью природы. Она не могла отпустить его. Тогда ей казалось, что она совершенно одна со своим горем. Что семья сдались и совсем не понимают её. Но это было тогда. Сейчас она понимает, что семья были правы, а одиночеством тогда и не пахло. Скорее болью, обидой, чувством вины. После похорон, вся семья сидели около детской кроватки малыша, молча плакали. Миша перебирал в руках игрушку. Митали держала за руку Элика. Именно тогда Элик посмотрел в глаза маме и очень жестко, сказал, словно отрезал:" дай нам слово, мам, что ничего никогда не сделаешь с собой! Дай нам слово, что мы не увидим твои похороны! Дай нам слово!". Слова Элика становились всё громче и громче, казалось он впадает в истерику. Эти слова... Тогда они её словно вытащили из вакуума, она вдруг поняла, что жизнь продолжается, что нужно жить ради детей, что она должна сделать их снова счастливыми. Она дала ему слово и сдерживает его до сих пор.
Её путешествие в собственные воспоминания прервал стук в дверь. Сначала она подумала, что это к соседям, но стук не прекращался. Открыв дверь, она увидела почтальона Гарольда.
"Доброго дня, миссис Рузвельт".
"Здравствуйте Гаррольд"— она попыталась вытереть слезы, лёгким движением руки, но они продолжали предательски бежать.
"Вы плачете? Что-то случилось? Вам плохо?"
"Всё в порядке, заходите, Гарольд, вы голодны?"
Войдя, она увидела, что Гарольд держит в руках коробку.
"Что это?"-с былым любопытством спросила она.
"Рождество же. Мы.. Эм, мы с Линой тут подумали, вы одна в Рождество, ну в смысле вы же не пойдёте к нам опять откажетесь, ну.."
"Смелее, Гарольд, прекратите мямлить!говорите уже"— ещё с детства она ненавидела ждать. А теперь ожидания каждый божий день смерти, стало для неё проклятьем.
Это собака, миссис Рузвельт." — сказав это Гарольд невольно сделал два шага назад, как бы извиняясь за совершенную глупость.
Она подошла к коробке, открыла её и увидела спящий комочек, грязный, замерший, спящий комочек. С первого взгляда щенок был похож на спанеэль, но только окрас выдавал грехи его родителей.
"Мы нашли его на лестнице, если вам он не нужен я верну его на место, просто он так плакал от одиночества, а Лина сказала, что он похож на вас. Вы уж простите, плохая это идея была".
Она взяла щенка на руки, прижала к груди и прошептала: "привет, Миша, ты купаться любишь?".
Почтальон улыбнулся и молча покинул квартиру.
Он шёл домой и думал:" как же хорошо, в Рождество никто не должен быть один".
2 коммент.:
в последнее время ловлю у себя и в себе довольно много перемен. но вот неизменно то, что спокойствие и серость питают меня, дают силы и я действительно ловлю какой-то странный кайф, кружась в тумане меланхолий. грустью я это, правда, не называю, но думаю, что тут мы об одном и том же, но разными словами наших внутренних голосов.
а рассказ ниже.. спасибо за него. сказать, что он меня очень тронул, всё равно что ничего не сказать.
Да, Ника, я думаю мы с тобой об одном и том же) В серости есть огромный, недооцененный радугой потенциал.
Отправить комментарий